Между советской Белоруссией и суверенной Беларусью: почему молодые беларусы предпочитают уезжать из страны

Эссе Максима Горюнова к дискуссии в Минске

Молодые граждане Беларуси меньше, чем их ровесники в Украине и России, интересуются политикой и с большей энергией стремятся уехать из страны. Аполитичность и слабая связь с родиной, помимо прочего, объясняются тем, что белорусы, несмотря на тридцать лет независимости, так и не стали политической нацией.

Европейский Союз всегда рядом

По сравнению с Россией и Украиной, Беларусь расположена на пороге ЕС. Ближайшая европейская столица, Вильнюс – это 2 часа на скором поезде из Минска и 1 час в очереди к медлительному литовскому таможеннику. В Вильнюсе у граждан Беларуси нет ощущения чужой страны. В центре много памятных досок с именами белорусских поэтов и политиков. Первая газета на белорусском языке «Наша Нiва» была издана в Вильнюсе в 1905 году. Газета жива по сей день, ее читают. Литва и Беларусь ведут свою родословную от Великого Княжества Литовского. Государственный герб Литвы и герб Беларуси до Лукашенко – всадник на вздыбленном коне – отличались деталями: у литовского коня хвост поднят вверх, у белорусского опущен вниз.

В Минске не летают лоукосты. Белорусы пользуются аэропортом Вильнюса, где лоукосты есть. Автобусы из Минска в Вильнюс едут с обязательной остановкой в главном аэропорту Литвы, который белорусы в шутку называют «Минск 3» (нынешний национальный аэропорт Беларуси называется «Минск 2»).

Крестьянский рационализм vs национальный романтизм

Низкий уровень жизни, жёсткий авторитарный режим и близость ЕС – в случае Беларуси к этим трём универсальным мотивам эмиграции молодежи нужно добавить национальную специфику. Точнее ее отсутствие. Формально Беларусь является мононациональным славянским государством, как Словения. По данным переписи 2010 года 85% граждан назвали себя белорусами. При этом только 50% заявили, что знают белорусский язык и только 21% говорят по-белорусски дома, предпочитая русский. Зазор между национальной идентичностью и языком домашнего общения указывает на проблемы с идентичностью, которых не знают словенцы сегодня.

Чешский исследователь национализмов Мирослав Гроха в книге «In the national interest: Demands and goals of European national movements of the nineteenth century: a comparative perspective» упоминает белорусов в качестве «запоздалых наций». Несмотря на гигантскую разницу в условиях, у современных белорусов, активно осваивающих рынок IT, и малограмотных словенских крестьян, в поте лица отбывавших феодальные повинности, есть важная общая черта: они в равной степени далеки от широкой политической солидарности на основе общего происхождения.

Последняя не нация Европы

Формально белорусы ничем не отличаются от современных словенцев. Как и у словенцев, у белорусов есть своя суверенная, признанная ООН, республика. Есть конституция, парламент, налоговая инспекция, широкая сеть музеев, включая замки и помпезные резиденции местной земельной аристократии прошлого. Если сравнить армии, не исключено, что у суверенитета Беларуси окажется больше оснований. Единственное отличие: у белорусов нет ощущения нации. В этом отношении они похожи на предков современных словенцев.

Молодые белорусы живут в обществе, которое слабо осознает границы между собой и соседями. Беларусь несравнимо меньше чем Россия и с недавних пор Украина осознает свою отдельность. Как словенские крестьяне до «Весны народов» не ценили свою идентичность, видя в ней признак низкого социального статуса, так и белорусы, не свободные от колониального комплекса неполноценности, ищут возможность стать россиянами (или поляками, или литовцами), стесняясь своего происхождения. За исключением интеллектуалов и тех, кто к ним прислушивается, белорусы охотно усваивают чужую национальную идентичность, как более успешную. Словенские крестьяне по тем же причинам хотели стать немцами и итальянцами. Эта готовность к смене идентичности делает из белорусов идеальных эмигрантов: переселившись, они легко, как вода, принимают новую форму, забывая предыдущую.

Побег из Минска на Запад

По числу шенгенских виз Беларусь регулярно занимает первое место в мире, опережая 140 стран, гражданам которых необходимо разрешение для въезда в ЕС. В 2014 году белорусы получили около 900 тыс. виз. Другими словами, у каждого десятого белоруса, включая грудных младенцев и немощных стариков, есть виза ЕС. Чаще всего это визы Литвы, Польши, Германии, Италии, Латвии и Эстонии.

С 2008 года в Беларуси было выдано почти 100000 «карт поляка» – удостоверений, подтверждающих принадлежность гражданина стран СНГ и Балтии к польскому народу. Это половина от общего числа. Если верить переписи 2010 года, по крайней мере еще 200 000 могут на нее претендовать. У литовцев нет «карты литовца». Зато у белорусских публицистов есть «теория балтского субстрата». Согласно ей, белорусы – это славянизированные балты. С этой точки зрения, белорус – литовец, когда-то давно забывший свой родной балтский язык.

Побег из Минска на Восток

Граница с Россией, несмотря на перманентные торговые войны, до сих пор открыта. Русский язык является вторым государственным, но на самом деле – первым и почти единственным. На территории Беларуси вещают российские телевизионные каналы и электронные медиа. Мрачное обаяние стареющей империи остаётся в силе. Как и их предки, белорусы стараются избавить своих детей от родного языка. Как и раньше, русский язык и русская идентичность кажутся им более перспективными.

Стремление перейти на русский язык так устойчиво, что белорусские интеллектуалы, которые стараются «мыслить трезво», готовы признать, что время упущено и дни белорусского языка сочтены. Говоря о будущем, они проводят параллели с Ирландией: утратившей родной гэльский, сменившей его на английский, но оставшейся при этом страной ирландцев, а не англичан.

Можно сказать, что в Беларуси продолжается ассимиляция, начавшаяся два века назад при императоре Николае Первом. Ее территории вошли в состав Российской империи после раздела Польши в конце XVIII века. Как пишет историк Михаил Долбилов, Санкт-Петербург скоро признал белорусов частью русского народа, «испорченной» поляками и католичеством, после чего началась русификация. В 1839 году была ликвидирована греко-католическая церковь, к которой себя относило большинство населения края. Ликвидацию проводила регулярная армия вместе с казаками: белорусы перешли в московское православие за считанные недели, легко, единогласно и, как писали тогда в прессе, «с искренним воодушевлением». Романовы до последнего дня были уверены в том, что нищие крестьяне, живущие на тощих болотах к западу от Смоленска, обречены стать великороссами. По этой причине школа на белорусском языке была открыта только в 1915 году в Вильнюсе, после оккупации города немецкими войсками.

Ленин и его национализм

У белорусов нет истории национально-освободительной борьбы, сопоставимой с украинской и польской. Даже по сравнению со словенцами, которые в силу своей малости часто шли на компромиссы, белорусы вели себя пассивно. Их народная республика, провозглашенная 25 марта 1918 года была слаба, существовала недолго и отправила на тот свет не так много солдат Красной Армии, чтобы заставить Москву с собой считаться. И, тем не менее, у белорусов появилась Беларусь. Своим рождением, как ни странно, она обязана марксистам. Споры, в результате которых победила идея о том, что колониям нужно дать право на самоопределение, сначала появились на съездах у австрийских марксистов. Потом идея была заимствована русскими. Историк Алена Маркова в книге «Шлях да савецкай нацыі. Палітыка беларусізацыі (1924–1929)» подробно описывает как большевики во главе сначала с Лениным, а потом Сталиным, опираясь на программы австрийских марксистов Отто Бауэра и Карла Реннера, почти навязывали белорусским крестьянам их же язык. Маркова описывает случаи, когда крестьяне протестовали против школ на родном языке. Следуя колониальной привычке, они не считали свой язык полноценным и требовали обучения на русском языке, как языке метрополии, языке карьеры и языке господ. Большевиков это не смущало.

Учтя опыт распада Австро-Венгерской империи, как пишет Тимоти Мартин, они решили заранее обезопасить себя от угрозы со стороны «буржуазных националистов». С этой целью, большевики создали на месте бывших колоний ансамбль лояльных себе республик, «национальных по духу и социалистических по содержанию».

В результате, национал-прогрессистское воодушевление, которое должно было помочь белорусам создать свою республику с необходимыми институтами, сразу было поймано в ленинскую ловушку и ушло в никуда. На протяжении 75 лет риторика, очень близкая к национальной, использовалась в Беларуси не для просвещения масс и мобилизации гражданского общества, как это было уже в упомянутой Словении. Наоборот, это была риторика лояльности к империи и ненависти к гражданской активности. В конце октября 2018 на акцию «Ночь расстрелянных поэтов» – в память о 132 белорусских литераторах, по распоряжению Сталина убитых в 1937 году за одну ночь – пришло чуть больше 100 человек. В соседней Прибалтике в таких мероприятиях участвуют президенты.

Близнецы на Волге, Урале и в Сибири

Схожую ситуацию с языком и идентичностью можно наблюдать в национальных республиках в составе Российской Федерации. Удмурты и башкиры, как и белорусы, массово переходят на русский язык и усваивают российскую идентичность. В 1991 году в Беловежской пуще был распущен СССР. При этом РСФСР распущен не был, превратившись в Российскую Федерацию. В подчинении Москвы остались 20 национальных республик со своими столицами, конституциями и государственными языками. И еще 10 национальных образований.

Позицию новой Москвы в отношении республик сформулировал бывший министр национальной политики РФ, многолетний глава Института этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая, академик Валерий Тишков. Он считает, что Владимир Ленин допустил ошибку, сделав лозунг о праве наций на самоопределение «вплоть до отделения» основой национальной политики. Старая империя не была «тюрьмой народов», – считает академик. В России, начиная с Романовых, шло формирование «общероссийской гражданской нации». Тюркские, монгольские, угро-финские и славянские народы, оказавшись внутри империи, теряли свой язык и идентичность, становились россиянами. В этом отношении, – уверен Тишков, – Россия ничем не отличалась от Франции, которая планомерно меняет региональную идентичность народов на универсальную французскую. Если бы не Ленин, считает бывший министр, Киев и Минск навсегда остались бы в составе России. Ленин не привязал их к Москве, как утверждал, а оттолкнул, легализовав их языки. Последние 20 лет Валерий Тишков настойчиво предлагает отменить ленинский проект, вернуться к романовскому.

Что позволено Парижу на Корсике, то позволено Москве на Волге. 200 наций, живущих в границах РФ, должны стать универсальными россиянами, как бретонцы стали универсальными французами. В августе 2018 года не меняя статуса, государственные языки республик перестали быть обязательными для преподавания в школах, стали предметом по выбору. Особого возмущения это не вызвало. Причина в том, что республики, построенные Лениным, были фольклорными, а не национальными. Москва дала свободу орнамента, оставив при себе политические свободы. Удмурты не могли решать судьбу своей республики. В результате, они оставляют фольклорную, лишенную политического содержания, идентичность ради российской. Ситуация если не идентичная белорусской, то схожая.

Гарвард на белорусском языке

Современный белорус, крайне далекий от национального романтизма, не видит для своих детей лучшей перспективы, чем русский язык и связанная с ним карьера в российской сырьевой экономики. У белоруса есть конкретное знание того, что нужно делать, чтобы достигнуть успеха. Русский язык без белорусского акцента – одно из них. С другой стороны, есть подозрение, что неприязнь белорусов к родному языку и тяга к «высокой русской культуре» – это история не про любовь, а про расчет.

Когда в конце 2014 года рубль обвалился втрое и средняя зарплата в Москве сравнялись с зарплатой в Минске, мгновенно появились дешевые автобусные рейсы в Варшаву. В Витебске, самом восточном областном центре, появился рейс до Мюнхена. Автобусная компания, которая 20 лет возит рабочих из Беларуси в Москву и Санкт-Петербург, теперь дважды в неделю везет их в Германию. Поездка длится 38 часов, но стоит дешевле регулярного рейса государственной монопольной авиакомпании «Belavia».

Этим летом вся Беларусь, особенно та ее часть, которая «жената и с детьми», бурно обсуждала самостоятельное поступление в Гарвард Максима Богдановича – шестнадцатилетнего школьника из Минска. Всем известен невероятный для Беларуси факт: ожидая результатов, школьник посещал платные курсы родного языка в частном репетиторском центре. Интервью крупнейшему независимому порталу Беларуси юноша дал на идеальном белорусском языке. До этой истории Гарвард и белорусский язык в представлении белорусов были максимально далеки друг от друга. Путь из Минска в Гарвард лежал только через Москву: через замещение родного «крестьянского» языка «высоким» русским. Тот факт, что в Гарвард можно попасть напрямую из Минска, минуя Москву и Достоевского, возможно, в ближайшее время вернет белорусов к себе.

Фидель Кастро или Ли Куан Ю?

Несмотря на присвоенный ему статус «последнего диктатора Европы», граждане Беларуси не очень боятся своего вечного президента. Норвежская журналистка Эрики Фатланд, авторка книги о путешествии по пяти странам Центральной Азии, считает, что у культа Лукашенко в Беларуси, Назарбаева в Казахстане, Бердымухамедова в Туркменистане мало общего. Назарбаева и Бердымухамедова не критикуют на улицах. Особенно если критику может услышать иностранный журналист. В Казахстане и Туркменистане всюду портреты лидеров. В Беларуси не так. Белорусы, по словам Фатланд. охотно ругали Лукашенко, жаловались ей на его жестокость и самодурство. Его парадные портреты можно встретить в государственных книжных магазинах, но не на площадях и не на стенах домов. После аннексии Крыма отношение к Беларуси резко изменилось. Со страны сняли часть санкций. В рамках заседания «нормандской четверки» Минск посетили лидеры стран Германии и Франции. Лукашенко как будто перестал быть лишним.

Весной 2018 года редакционный директор Forbes (Финляндия), экс-выпускающий редактора Forbes (США) Тома Поста и издатель Forbes Latvia, Estonia, Finland Аркадий Штейманс сравнили Лукашенко с Ли Куан Ю. Пара дней в Минске по приглашению белорусской ИТ-компании Humansee Labs «открыли им глаза». Оказалось, Лукашенко не копия Фиделя, Кастро. Он авторитарный, но прогрессивный лидер, как Ли Куан Ю, автор сингапурского чуда. Соответственно, Беларусь при Лукашенко – это не как Куба при Фиделе, а копия «азиатских тигров» в начале 1990-х годов. Можно заподозрить Forbes в желании выйти на медиа-рынок Беларуси. У издания богатый положительный опыт работы в авторитарных странах. В Казахстане Forbes уживается с Нурсултаном Назарбаевым. Российский Forbes, спустя год после аннексии Крыма, убрал из издания экспертов, критикующих аннексию. Теперь журнал «строго про бизнес» и чувствует себя отлично, несмотря на цензуру.

Если Forbes нашел общий язык с Назарбаевым, несмотря на расстрел рабочих в Жанаозене, и с Путиным, несмотря на Крым, почему бы не наладить отношения и с Лукашенко? Но нужно иметь в виду: если бы Лукашенко вел себя как Фидель Кастро, попытка вряд ли была бы возможна. Как считает белорусский политолог Андрей Казакевич, у Лукашенко в самом деле много общего с левыми южноамериканскими диктаторами. Но в отличие от покойного Кастро и живого Мадуро, ему хватило ума стать на путь исправления. По крайней мере, создать видимость.

Лаборатория российского авторитаризма

Тревожная ситуация в Беларуси – еще один важный мотив эмиграции молодежи. Если остаться в своей стране, не исключено, что придётся учиться жить «по-российски», как сверстники в Крыму. Резиденцию Президента Беларуси в Минске за глаза называют президенцией резидента – намек на подчинение Лукашенко восточному соседу. Известный белорусский эксперт Павел Усов, руководитель варшавского Центра политического анализа и прогноза, регулярно предвещает сужение суверенитета страны. По его мнению, после 2020 года Беларусь ожидает максимальная привязка к метрополии. Его пессимистичный прогноз звучит в тон с общими ожиданиями.

В октябре 2018 года во время встречи с Владимиром Путиным в белорусском городе Могилеве, расположенном вблизи российской границы, Лукашенко зачем-то сказал, что Могилев “больше русский, чем белорусский, потому что это восток Беларуси”. В социальных сетях началась паника. Появилась масса постов о том, что Лукашенко готов отдать город России. Учитывая размах недоверия к Лукашенко, аннексию Крыма и длящуюся войну на востоке Украины, реакция вполне понятная. Страсти не утихали две недели пока президент Украины Петр Порошенко не посетил соседний с Могилевом город Гомель. Во время встречи с ним Александр Лукашенко заметил, что Гомель “ничем не отличается от прекрасных украинских городов”. Это была грубая галантность Лукашенко и жителям Могилева не нужно учить российский гимн. С одной стороны, это смешно. С другой, строить далеко идущие планы в такой обстановке – не самое приятное занятие.

Комфорт белорусских тюрем

Нельзя сказать, что у белорусского паспорта совсем нет аргументов. Как шутя заметил патриарх белорусской философии Валентин Акудович благодаря суверенитету, белорусы теперь не сидят в сибирских лагерях. Суды в Беларуси не лучше российских, но тюрьмы опрятней и на 3000 километров ближе к дому. Впрочем, у судей в Швеции лучше репутация, а мебель в шведских тюрьмах удобней, чем в некоторых белорусских отелях: если тюрьма – это критерий, почему бы не выбрать Скандинавию?

Кроме свободы от сибирской каторги, белорусы свободны от участия в войнах, которые ведет Россия. Последняя война, в которой участвовали белорусы, была в Афганистане. С 1979 по 1989 годы в горах Гиндукуш, исполняя «интернациональный долг», погиб 771 белорус. Полторы тысячи были ранены. Первый белорусский лауреат Нобелевской премии по литературе, Светлана Алексиевич, в 1989 году издала книгу «Цинковые мальчики». Написанная в жанре документальной прозы, книга составлена из интервью с участниками боевых действий: с ветеранами, с врачами-хирургами, с инвалидами. Их слова полны боли и разочарования. Заставлять сельских афганцев читать труды Ленина вместо Корана – не самая очевидная цель. Опять же, Швеция не воюет уже третий век подряд.

Эпилог. Андрусь Горват

Самый яркий успех в белорусской литературе за последние десять лет – блог писателя Андруся Горвата. Изданный на бумаге под названием «Радзіва Прудок», он разошелся сумасшедшим для Беларуси тиражом в 8000 экземпляров (при среднем тираже в 300 экземпляров).

Его блог был о том, как он живет в патриархальной полесской деревне и с любовью восстанавливает деревянный дом. Старинный романтический сюжет в духе Иоганна Готфрида Гердера неожиданно для всех привлек внимание. Горвата читала молодежь в метро, его цитировали в пабах, о нем спорили. Горват не просто пишет на белорусском языке. Он пишет на полесском диалекте, который отличается от литературной нормы. Ему слегка за 30, был женат, есть ребёнок. Работал сторожем в театре имени Янки Купалы. Пару лет назад Горват уехал в глухую деревню и поселился в доме своего деда. Деньги на издание первого тиража были собраны молниеносно. Первые 700 экземпляров ушли за несколько часов. Вторые 700 простояли на прилавке меньше суток. Театр, в котором Горват работал, поставил спектакль по его книге. Билеты проданы на полгода вперед.

Когда ажиотаж прошёл, Горват уехал в долгое путешествие по Европе. Финалом путешествия стал пост, в котором он написал, что Европа для него – дом. Такой же как и дом его деда. Написанный на полесском диалекте, пост получил несколько тысяч «лайков».

Не исключено, что поколение, которому нравится блог Горвата и его признание в любви к Европе, вскоре пойдет на компромисс, как и их предшественники. Ситуация на пороге национальной республики будет длиться и далее. Вопрос в том, что первым иссякнет: мечта о своей республике или инерция глубокой зависимости от Москвы.

За последние 100 лет поколение Горвата не первое кто признается в любви к белорусскому языку, Беларуси и Европе. Самый частый ответ известного минского философа Владимира Мицкевича на любой вопрос о белорусской нации: я уже ответил на это в 1985 году, найдите и прочтите, я устал повторять! Мицкевич родился в 1956. Его поколение могло бы быть уверенно: «европейская и национальная» Беларусь появится на карте сразу после распада СССР. Увы, этого не произошло. В 1995 году, спустя 4 года после провозглашения независимости, Лукашенко, проведя референдум, вернул Беларуси советские флаг и герб, созданные в 1950 году. Белорусское общество застыло на пороге. Лукашенко вернул к жизни проект декоративного советского национализма. Владимир Мицкевич и читатели продолжили мечтать о либеральном гражданском национальном государстве.

Молодые белорусы, думая о своём будущем, в первую очередь решают вопрос о том, что в итоге победит: инерция колонии или мечта о национальном государстве? Судя по успеху полесской лирики Горвата, они хотели бы чтобы их страна была похожа на Литву и Латвию. Судя по их желанию эмигрировать, они слабо верят в скорое преображение своей страны. Судя по их ответам во время обсуждения результатов исследования в Минске, перспектива повторить судьбу старших поколений им совсем не нравится.